Мне снова снился Санчес. Он был сильно небрит и курил жутко вонючие сигареты. Он еще не знал, что скоро его убьют.
Барная стойка, темного насыщенного цвета, гладкая от прикосновений рук. Полумрак. Дым от курительниц и сигарет посетителей. Тихое звяканье стеклянных горлышек о кромки стаканов и такой же тихий говор немногочисленных посетителей. Санчес курит и вертит в руках стакан с самым мерзким самогоном, какой только подается в этом заведении. Он мог бы позволить себе что-нибудь получше, но отвратительное пойло с сивушным ароматом приносит ему покой в отличии от дорогих и далеких от настоящей жизни напитков.
Санчес борется с желанием тайком разлить на барную стойку свое виски и поджечь, чтобы полюбоваться на синий прозрачный огонь. Увидить тот пожар, что разгорается в глотке с каждым глотком.
Санчес курит, ласкает мизинцем донышко стакана и думает о том, что в зеркале на стене перед ним отражается затемненная часть бара и внимательные глаза, наблюдающего за ним мужчины. И так проходят минуты, а взгляд словно приклееный скользит по затылку Санчеса, перебираясь на шею, затем на левое плечо, там, где за лопаткой бьется устало-пьяное сердце и в нагрудном кармашке лежит квитанция за постиранную куртку и письмо матери, женщины с почти забытым лицом и мелким, неровным почерком.